|
Мукаси банаси
Дорогой Гиви Акакиевич! Благодарю Вас за теплое письмо и приглашение. Летом этого года я думаю побывать в Грузии и тогда непременно приеду в ваш прославленный колхоз.
Из письма Михаила Шолохова чаеводам Грузии. К тексту отношения не имеет
Интерес к японской культуре, часто сопровождающийся уважительным недоумением, пришел в Россию после русско-японской войны. Этот интерес странным образом эволюционировал на протяжении минувшего столетия — можно вспомнить и Александра Невского, по книгам которого до сих пор учатся японские студенты, и ночной переход границы у реки, и азартную дальневосточную ловлю крабов, и Тома Круза, который вовсе не последний самурай.
Но самое уважительное недоумение, безусловно, вызывает японская чайная церемония. Даже привычка отрезать себе фаланги пальцев по всяким пустякам и вскрывать живот при серьезных осложнениях нам духовно ближе, чем удовольствие от двухчасового сидения на коленях в полутемной комнате в ожидании чая неочевидного вкуса. Придет время — и я расскажу об этом сидении-ожидании чуть более подробно. Сегодня же речь пойдет о японской чайной истории.
Японская чайная история — это не только и не столько история событий, сколько история людей — монахов, самураев, литераторов — жизнь которых была связана с чаем. Была ли эта связь постоянной или эпизодической — не важно. Относясь к каждому чаепитию, как к последнему и лучшему в своей жизни, эти люди привнесли в чайную традицию столь утонченное восприятие и столь сильные переживания, что у порога чайной комнаты не опуститься на колени просто невозможно…
Чай завозился в Японию два раза. Оба раза из Китая, оба раза — буддийскими монахами. От первого «завоза» (805 год, Сайхо) не осталось ничего, кроме упоминания. Скорее всего, семена чая и навыки чаепития, привезенные монахом, не прижились. Второе пришествие чая в Японию (1191, Эйсай) оказалось более успешным. Монахи быстро оценили и лечебные, и мистические свойства напитка — и с одинаковым успехом начали использовать чай для поддержания как физических, так и духовных сил. Кстати, Эйсай оказался в Китае во времена распространения там порошкового зеленого чая — именно такой чай и стал основой японской чайной традиции.
В жизнь японской аристократии чай пришел вместе с буддизмом. Но в аристократической среде употребление этого напитка быстро вышло за рамки религиозного ритуала. В течение нескольких веков (с XII по XVI) аристократическое чаепитие превратилось в действо, полное сложностей, стилизаций и тайного, но легкого в разгадке философского смысла. Большой популярностью пользовались чайные турниры, во время которых чай разных сортов подавался гостям, а они должны были узнать и сорт чая, и место, где он был выращен.
Чайная утварь стала культом: ее подбором занимались специально обученные эксперты, в качестве дара она искупала любые провинности, а один самурай перед тем как совершить самоубийство, разбил любимую чашку — чтобы она не досталась врагам. Получила распространение чайная церемония «ринкан» («ринка»), во время которой чаепитие совмещалось с принятием ванны. (Образ аристократа, пьющего чай в ванной и макающего в эту же ванну сладкие сухарики, встает у меня перед глазами, как живой.)
Короче говоря, все эти чайные излишества переполнили чашу терпения японской общественности. Горожане и крестьяне, поддерживаемые прогрессивным духовенством, не только устроили несколько достаточно масштабных бунтов, но и заложили основы новой чайной эстетики.
У ее истоков стоял Мурата Дзюку (возможны варианты написания имени). В конце XV века Мурата разрабатывает тянною («горячая вода для чая») — японскую чайную церемонию, основанную на принципах естественности и простоты. До признанного совершенства эту церемонию довел Сэн Рикю (опять же, возможны варианты написания и произнесения имени).
Сэн Рикю (1520—1591) и до сих пор считается величайшим чайным мастером Японии, построенная им «золотая чайная комната» — образом чайной комнаты, а совершенное им самоубийство пронизано трагической эстетикой, столь свойственной самурайскому веку. Сэн Рикю покончил с собой во время «Китано дайтякай» — великого чаепития в Китано, которое устроил Хидэёси (военачальник, завершивший объединение Японии). В мероприятии участвовало около 5000 человек — и это масштабное действо стало лебединой песней аристократических чаепитий в Японии. По одной из версий, Сэн Рикю покончил с собой «в знак протеста» — настолько все происходившее не соответствовало его эстетическим принципам. Но это, скорее всего, красивая легенда…
Потомки Сэн Рикю продолжили дело мастера. Его правнуки, со смешными для нашего уха именами (Сэн Соса, Сэн Сосу, Сэн Сосицу), создали три, существующие и по сей день, чайные школы. Отделение одной из них (Урасэнкэ) есть и в Москве.
С середины XIX века японцы одновременно пытаются и адаптировать свои чайные традиции под западную культуру, и объяснить нам, непонятливым, тайный смысл японской чайной эстетики. В 1911 году Нью-Йорке выходит «Книга чая» Окакура Какудзо. Книга, одной из целей которой было приобщение западных читателей к восточной эстетике, возымела странный эффект — ее стали приводить в качестве доказательства того, какие японцы чудики.
Вот и все «мукаси банаси» (это, по-японски, «древние сказания»). Можно, конечно, вспомнить еще и Кавабату, «открывшего» душу Японии и японской чайной церемонии западному миру, получившего за своего «Тысячекрылого журавля» Нобелевскую премию и покончившего с собой в 1972 году. Но это уже — не чайная история…
Теперь — точно все. Замечу лишь, что в Японии пьют не только порошковый чай, и пьют чай не только во время чайных церемоний. И приведу одну цитату. Руки чешутся…
«Легенды рассказывают, что наставниками Есицунэ в искусстве боя на мечах были тэнгу, живущие в горах маленькие лешие, полулюди-полуптицы… Тэнгу нашли в нем достойного ученика и обучили его многочисленным выпадам, приемам защиты и нападения, парированию ударов веером и даже искусству драться чайником»… Стивен Тернбулл. «Самураи. Военная история».
|